Репрезентация концепта «свобода» в медиа-дискурсе
В настоящее время изучение культурных концептов – весьма актуальное направление современной лингвистики и лингвокультурологии, а также ряда других смежных наук. Как известно, культурные концепты – категория изменчивая и динамическая, что обусловлено происходящими в обществе и в коллективном сознании процессами, потребностями в дифференциации, расширении или, наоборот, сужении области их значения [Кузнецов 2007: 28]. В современных исследованиях концепт выступает как «единица, призванная связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, т.к. он принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке» [Слышкин, 2000: 9]. Как пишет Л.О. Чернейко, обретение смысла абстрактных имен «осуществляется в диалоге личности с культурой (размышление) или с другими личностями (интеллектуальное общение), что и составляет дискурс» [Чернейко, 1997: 51]. Изучение таких аксиологических концептов, как «свобода», чрезвычайно осложнено их размытостью, многоаспектностью, субъективностью, неоднозначностью.
Рассмотрим ценностный компонент концепта «свобода». Свобода – концепт, относимый к константам культуры (Ю. С. Степанов), представляет собой телеономный концепт (С. Г. Воркачев), воплощающий высшие духовные ценности, определяющий нравственный идеал человека. Телеономные концепты могут принимать «антагонистическую», отрицательную форму и представлять нравственному сознанию «антиценности» – то, борьбе с чем можно посвятить свою жизнь: зло, подлость, несправедливость» [Воркачев, 2003: 24]. Свобода отражает динамику отношений между личностью и ее природным, духовными социальным окружением, а также регулирует внутриличностные отношения, взаимодействие стремлений человека, его действий и природных, традиционных, религиозных, этических, экономических, социальных, юридических норм [Арутюнова, 2003: 73 – 74].
Концепт «свобода» имеет высокую смысловую значимость и в религиозном, и в медиа-дискурсе. Концепт «свобода» понимается в рамках настоящего исследования как культурный знак, своего рода культурный транслятор, передающий современникам социальный опыт прошлого, обеспечивающий духовное общение. Именно наличие ценностной составляющей отличает лингвокультурный концепт от других ментальных единиц.
Линвокультурная специфика концепта «свобода» рельефно проявляется во взаимоотношениях этого концепта с близким ему концептом – концептом «воля». Если в европейских языках соответствующие этим словам понятия практически не пересекаются, то «в русском языке на протяжении всей его истории эти понятия находились в постоянном взаимодействии, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга» [Арутюнова, 2003: 73]. Таким образом, в русской языковой картине мира концепт «воля» является ближайшим смежным концептом «свободы», а взаимоотношения «свободы и «воли» «образуют разнотипные семантические признаки», которые и отражают национальную специфику данных концептов.
Оба понятия – «воля» и «свобода» – непосредственно связаны с человеком, его внутренним миром и его поведением в среде обитания. Свободу градуирует закон. Волю градуирует сила и власть, которой наделен субъект действия. Свобода ограничена извне, воля также и изнутри. Воля-свобода неотделима от воли-желания, составляющей энергетический центр человека [Апресян, 1995б: 352].
Как отмечают исследователи, социо-модальный концепт «воля» изначален и чрезвычайно характерен для русского традиционного сознания. Слово же «свобода», пишет Г.П.Федотов, «до сих пор кажется переводом с французского liberté» [Федотов, 1992: 184]. В связи с этим свобода в русском семантическом пространстве имеет устойчивые корреляции с такими социальными концептами, как «закон», «власть», «демократия», «независимость». Концепт «воля» более близок по своей семантике к психологическим и лингвоспецифическим концептам, таким как «желание», «удовольствие», «русское поле», «простор». «Законным супругом свободы стал закон: закон градуирует свободу, но не волю» [Арутюнова, 2003: 82]. Несомненно, что «свобода» и «воля» имеют общее семантическое пространство, ограниченное представлением, которое предшествует первичной номинации, где отражаются положительная и отрицательная стороны свободы: ‘отсутствие ограничений’ – «свобода от ограничений» для проявления собственной воли.
Так называемые смежные концепты образуют «концептуализированную область» [Степанов, 1997: 69], где устанавливаются семантические ассоциации между смыслами и явлениями материального мира, что и определяет лингвокультурную специфику концепта. Это служит объяснением тому, что существуют различия в представлении о свободе у отдельных народов. Например, для англичанина свобода – это, прежде всего, self-madeness, что означает «самостроительство и самоответственность, сдержанность и самообуздание, способность владеть собой и условиями своего существования» [Гачев, 2003: 16]. Иное представление о свободе у русского человека, «который только вышел из патерналистских режимов империи и социализма и который может понимать свободу прежде всего как развязывание внешних уз и удержей, как волю вольному и что теперь все позволено?» [Гачев, 2003: 16] Представление о свободе у француза исходит из формулы «Жить в обществе и быть от него свободным нельзя», поэтому свобода реализуется в принципе «первичного выбора» (choixoriginel), который предпринимается человеком свободно, и этот выбор определяет дальнейшую цепь поступков и жизнь человека.
А. Вежбицкая справедливо указывает на связь между концептом «воля» и явлением массовых крестьянских побегов, периодически повторяющихся на протяжении русской истории, что объясняет появление такого значения слова, как «жизнь не в заключении». А. Вежбицкая видит специфику русского концепта «свобода» в том, «что во всех русских словарях слово свобода толкуется с упоминанием слов стеснять или стеснение, производных от тесно, как если бы свобода состояла, по сути своей, в «освобождении» из своего рода смирительной рубашки, материальной или психологической» [Вежбицкая, 2001: 35].
Существует мнение, что в связи с существованием на Руси обычая пеленать ребенка, русский концепт «свобода» соотносится с образом распеленатого ребенка, испытывающего удовольствие от того, что он может двигать ручками и ножками без каких-либо ограничений. Однако А. Вежбицкая связывает семантический профиль слова свобода прежде всего с политической историей России. Подобную мысль высказывает Г. Гачев, рассуждая о специфике концепта «свобода» в понимании русского человека, «который только вышел из патерналистских режимов империи и социализма и который может понимать свободу, прежде всего как развязывание внешних уз и удержей, как волю вольному и что теперь все позволено» [Гачев, 2003: 16].
Следует также отметить некоторый «антиобщественный» акцент русского концепта «свобода», сложившийся в силу исторических традиций и отраженный в русской мысли и русской литературе. «Русскому народу, в силу ли его исторических традиций или еще чего-либо, почти совершенно непонятна идея самоуправления, равного для всех закона и личной свободы – и связанной с этим ответственности. … Само слово «свобода» понимается большинством народа как синоним слова «беспорядок», как возможность безнаказанного совершения каких-то антиобщественных и опасных поступков» [Вежбицкая, 2001: 240]. Г. П. Федотов также отмечает наличие отрицательной оценки в концепте «свобода»: «Свобода для москвича – понятие отрицательное: синоним распущенности, «ненаказанности», безобразия» ( Цит. по [Арутюнова 2003:89]).
Однако, на наш взгляд, ошибочно полагать, что такой отрицательный компонент в структуре концепта соответствует лишь культурной и исторической специфике русского концепта «свобода». Будучи универсальным, концепт «свобода» содержит в себе элемент отрицания, поскольку зачастую дефиниции свободы основаны на отрицании, например, каких-либо ограничений, преград, стеснений.
Мы полагаем что, одной из причин появления устойчивой отрицательной оценки в структуре русского концепта «свобода» может быть обилие в истории народа ситуаций выхода за рамки «нормативной области выбора», когда человек находится долгое время в ситуации неволи, рабства, преодолев которую, попадает в ситуацию вседозволенности, что сопровождается ощущением счастья.
Характер взаимоотношений концептов «воля» и «свобода» очень точно передала Н. Д. Арутюнова, отмечая, что на протяжении всей истории русского языка эти концепты «находились в постоянном взаимодействии, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга. Существенно то, что воля постоянно вторгалась в поле свободы, приобретая социальный смысл, а свобода стремилась сбросить путы законов и отождествить себя с беззаконной волей» [Арутюнова, 2003: 75].
Благодаря деятельности СМИ, новым формам получения и передачи информации, распространению высоких технологий акты конструирования реальности становятся более сложными. Е.С. Кубрякова выделяет следующие тенденции, влияющие на современную языковую картину мира: чрезвычайное усложнение модели мира, структур знания и оценок мира в целом; усложнение наивной модели мира, где картирование мира происходит по принципу выделения целых новых областей знания; возникновение иных миров (виртуальных, воображаемых, фантастических); возрастание роли и места средств вторичной номинации; стремление говорящих отразить в языковой деятельности не только новые структуры знаний, но и новые структуры мнений и оценок [Кубрякова, 2004: 9-15].
Современный мир, шагнув в эпоху глобальных информационных сетей, приобрел принципиально новые средства обмена, хранения и доступа к информации. Кроме того, практически неограниченный доступ к Интернету превратил его в принципиально новый вид СМИ. Происходит глобализация средств массовой информации и коммуникации, трансформируется вся структура коммуникативного опыта человека. Особый интерес ученых вызывает вопрос функционирования различных дискурсов и их взаимовлияние. На современном этапе развития лингвистической науки в теории дискурса нет единства в толковании самого термина «дискурс». Трактовки термина «дискурс» с лингвистических позиций достаточно многочисленны, а за некоторыми из них стоят сложные, хорошо усвоенные научной мыслью концепции. Даже беглый обзор этих концепций – трудная задача, решение которой и не предполагается в данной работе. Одной из наиболее распространенных в современной лингвистике является точка зрения, согласно которой дискурс – это сложное коммуникативное явление, включающее кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [Караулов, Петров, 1989: 8]. Лингвистическое исследование медиадискурса является в последнее время одним из наиболее перспективных направлений развития гуманитарного знания, что непосредственно связано с возрастанием роли СМИ, которые целенаправленно формируют общественное мнение, шкалу ценностей массового потребителя и пользуются значительным влиянием.
Манипулятивный потенциал концепта «свобода» раскрывается в аксиологическом аспекте, что выражается его представленностью в медиа-дискурсе и в качестве ценности, отражающей культурные доминанты и культурные артефакты, и в качестве антиценности. Свобода как антиценность в медиа-дискурсе зачастую имеет такое концептуальное оформление, как мыслительная картинка. Ср.: «Толпы громят магазины и лавки в Тамбове, тысячи случаев самосудов на местах. Свобода. Сентябрь семнадцатого – апофеоз безответственной свободы, которой и сегодня думают прельстить нас сирены американской демократии» (С-П Ведомости 05.10.07).
Свобода зачастую воспринимается как пустая форма, заполняемая «смыслом-для-себя», в зависимости от способностей, опыта, личных или политических целей. Как известно, значения слов, выражающих политические идеалы наиболее подвержены изменению. «Больше всего страдает слово свобода, которое в тоталитарных странах используется столь же часто, как в либеральных» [Хайек, 1990: 12, 105]. Однако оценочный ореол свободы, как отмечалось, довольно устойчив. Это слово редко входит в негативные контексты. Даже во времена войн избегают говорить о свободе убийств (врага), а в периоды ликвидации частной собственности или, напротив, ее внедрения в социум не принято говорить о свободе присвоения (чужого) имущества [Арутюнова, 2003: 75].
Итак, одной из манипулятивных характеристик концепта «свобода» является регулярная актуализация этого концепта в различных типах дискурса (рекламном, политическом, религиозном, масс-медиа) через использование ключевых и тематических слов, прецедентных имен и высказываний, метафор и метафорических моделей. Проведённый нами анализ печатных и электронных источников современных СМИ подтвердил, что манипулятивный потенциал концепта «свобода» раскрывается как в аспекте прецедентности (через использование прецедентных феноменов, репрезентирующих данный концепт), так и в аспекте метафорических преобразований концепта (через использование когнитивных метафор).
В нашем исследовании мы применили фреймовый и когнитивно-матричный анализ концепта «свобода» в аспекте взаимодействия двух видов дискурса – религиозного и масс-медийного. Фреймовый и когнитивно-матричный анализ концепта «свобода» показал, что основным преимуществом когнитивной матрицы является ее способность к расширению. Как и фрейм, матрица может разрастаться в «древо» других матриц различного уровня сложности [Болдырев, Алпатов, 2008]. Построенная когнитивная матрица концепта «свобода» в медиа-дискурсе позволила свести воедино знания о разных аспектах концепта «свобода». По своей структуре когнитивная матрица схожа с фреймом, но отличается тем, что имеет еще более нежесткую структуру, в которой любой из компонентов может быть необязательным. Когнитивная матрица, таким образом, содержит в себе элементы, представляющие собой области знания, в которых концепт «свобода» актуализируется, например: «политика», «культура», «право», «экономика», «религия», «искусство», «общество» и др.
Анализ метафорической репрезентации концепта «свобода» в медиа-дискурсе показал, что сфера «религия» входит в такую концептуальную область концепта, как «Внутренний мир». Эту сферу наполняют концепты, бытующие в таких сферах, как «религия», «культура», «философия». Как показало исследование, концептуализированную область «Внутренний мир» составляют подобные концепту «свобода» абстрактные, мировоззренческие, эмоционально и культурно нагруженные концепты. Концептуализированную область «Внутренний мир» наполняют такие субсферы-источники метафоризации концепта «свобода», как «воля», «справедливость», «счастье», «ответственность», «независимость», «одиночество» и т.д.
Сфера «религия»: 1.1 Фрейм «великая ценность»: Мы получили свободу – дар Бога человеку, отнятый у России большевиками. И то, что по сей день мы живем в свободной стране, – следствие трудной и счастливой работы, делавшейся в эпоху Ельцина. Сопровождаясь страшными ошибками, разгулом своекорыстия и глупости, торжеством безответственности и простого, как мычание, эгоизма, но де-ла-лась» (Время новостей 21.02.03). 1.2 Фрейм «грех»: «Свобода опьяняет и искушает, как библейский змей» (АиФ 01.04.03).
Итак, проведенное исследование метафорических репрезентаций концепта «свобода», объединившее в себе принципы теории концептуальной метафоры, фреймового и когнитивно-матричного анализа, а также элементы семантического анализа, позволило выделить основные концептуализированные области, содержащие в себе смежные концепты – сферы-источники метафорической экспансии изучаемого концепта.
Анализ метафорической репрезентации концепта «свобода» позволил смоделировать когнитивную матрицу – формат знания, отображающий сферы бытования концепта «свобода» в рамках современного медиа-дискурса. На основе анализа выявленных в ходе исследования наиболее частотных и специфических для современного медиа-дискурса метафорических моделей нами была сформирована когнитивная матрица, включающая следующие поля: «товар», «деньги», «воздух», «страна», «отдых», «еда», «лекарство / косметическое средство», «автомобиль», «Интернет/информация», «дар Божий / ценность».
Анализ печатных и электронных изданий позволяет сделать вывод о том, что сфера «религия» является не только сферой бытования концепта, но и сферой-источником его метафоризации. Ср.: «Пасха – это праздник вновь свободной человеческой природы, избавленной от уз первородного греха – отступления от Творца. По мысли святителя Григория Нисского, «человека Бог украсил даром свободы» (Известия.Ру 04.10.05); «Для меня свобода человека – это свобода собаки на поводке, который держит Бог» (МК 21.04.05); «А потому христианство всегда понимало под свободой прежде всего свободу духовного выбора, свободу христианской любви к ближнему. Свобода, совесть и милосердие в христианстве сближаются. У гуманистов свобода связана с культурой, с просвещением, с дерзанием мысли, с мужеством мысли. Даже у революционеров свобода не существует сама по себе, а наполнена нравственным содержанием, идеей равенства и братства» (Независимая газета 17.01.03).
В медиа-текстах, в которых было зафиксировано метафорическое обозначение свободы, относящееся к сфере «религия», можно встретить и такие метафорические модели, как, например, «свобода – это грех». Ср.: «Тогда невозможно было вообразить, что он, испытавший это заманчивое искушение свободой, будет забрит в солдаты и брошен в аральские солончаки, поплатившись за то, что сумел только подержаться за краешек горизонта свободы» (Новые известия 07.08.09).
Проведенное исследование показало, что важнейшей сферой-источником метафоризации концепта «свобода» является сфера «религия», заполненная фреймами «национальное самосознание» и «русская культура».
Следует отметить, что такая черта, как многоаспектность знания, присуща в полной мере как самому концепту, так и медиа-дискурсу в целом, поскольку оба эти феномена заключают в себе знание матричного формата – систему взаимосвязанных когнитивных контекстов или областей концептуализации объекта. Многоаспектность в репрезентации концепта «свобода» в медиа-дискурсе подтверждается также наличием различных способов его вербализации в таких рубриках печатных и электронных газет, как «новости», «политика», «общество», «экономика», «культура», «отдых», «авто», «наука» и т.д.
Как известно, каждая историческая эпоха отличается определенным социальным контекстом, в котором своеобразно артикулируется дискурс свободы. Интернет-газета сегодня является пространством неразрывно связанным с дискурсом свободы, где концепт «свобода» активно обсуждается не только как идея или понятие, но и как социально, культурно и исторически предопределённая категория.
В сфере «Русская культура» дискурс свободы получает воплощение в таких дискурсных топиках, как «Чем отличается русская свобода от западной или американской?», и находит свое воплощение в таких типичных для русской культуры в целом метафорических моделях, как «свобода – это простор», «свобода – это вседозволенность». Ср.: «Где границы свободы?»; «Ещё одна особенность – низкая ценность свободы. А спросите у тех, кто ценит свободу, независимость, самостоятельность, что они имеют в виду. Окажется, «делать всё, что хочешь», т. е. вседозволенность. И того, что личная свобода простирается ровно до границы свободы другого человека, в нашем сознании нет» (АиФ 05.04.06).
Анализ дискурса свободы показал, что русская свобода ассоциирована в языковой картине мира с волей, пространством. Ср.: «Ей нужен простор и свобода, ей нужно быть первой и главной, ей нужно достичь всего и сразу, поэтому она упорно работает над собой» (Независимая газета 20.01.05); «В нашей цивилизации «либерти» было очень мало, зато избыток «фридом», «свободы для», заставлял активно работать воображение, создавал великую культуру. Для человека нашей культуры доминирует содержательное представление о свободе: для чего, с какой целью она нужна? Но для реализации такого условия свободы необходимы определенные волевые усилия. На Западе они в дефиците, поэтому свобода «фридом» все больше предается забвению и вскоре отомрет за ненадобностью. В России воли вполне достаточно. Правда, пока она у нас уж очень диковатая» (Российская газета 14.01.03).
Русская свобода в языковой картине мира имеет прочную ассоциативную связь с бунтом, беспределом, безответственностью. Ср.: «Символом российского либерализма до сих пор является свобода, как безответственность» (Новые известия 21.01.05); «Русские понимают свободу в большей степени личностно и имеют с государством весьма прохладные отношения. Ни ДЭЗы, ни милиция, ни банки, ни суды вроде как ничего не должны нам. А мы – им. В России свобода – это, с одной стороны, знаменитый русский пофигизм, распространенный в народе, а с другой – тонкий цветок культуры, выращенный Бердяевым и Соловьевым на страницах своих сочинений. В Европе и США иначе. Европейцы – в первую очередь граждане, отношения с государством у них интимные, зачастую более интимные, чем между мужем и женой» (Новая газета 19.04.01) .
В современном медиа-дискурсе, как показало исследование, акцентируется идея неспособности русского человека прочувствовать и понять западную свободу. Русский человек находится в непрерывном поиске того, какая свобода ему нужна и нужна ли ему свобода вообще и пытается найти свой путь в понимании свободы. Ср.: «Да, мы не можем понять, что испытывает человек, веками живущий в свободном обществе, – француз или англичанин. На мой взгляд, свобода – это умение жить так, чтобы твоя свобода не мешала жить и быть свободным другим. Это умение управлять своими желаниями». (АиФ 11.11.06).
Патриархальное понимание свободы, когда общиной управляет сильный вожак и свобода индивида ограничивается его волей, которое, в той или иной мере, присуще русской культуре в целом, также транслируется современными СМИ. В данном случае явно прослеживается близость концепта «свобода» с концептом «власть» в русской языковой картине мира. При этом характер этой власти определяется как «харизматичная», «сильная», «любимая». Ср.: «Русский менталитет свободы: «Разные мы – с разным пониманием свободы. Наша свобода изначально другая. Наша власть харизматична лишь потому, что она власть. Происхождение нашей демократии иное. Если в США демократия рождалась вместе с декларацией о независимости, конституцией и гражданской войной за отмену рабства, то у нас она рождалась много веков назад. Для славян власть – это вожак, лидер, за которым идет община, сильнейший в племени. Мы любим власть изначально потому, что она власть. Поэтому мы любим нашу власть, какой бы не казалась она со стороны. Вместо трех слабых партий нам милее одна, но сильная. Россияне любят сильнейших» (АиФ 02.02.07).
Исследование позволило установить, что еще одним актуальным вопросом, который дискутируется в современных российских СМИ, является дискурсный топик «Чем отличается свобода молодых от свободы старшего поколения». Ср.: «Мы своей свободой пользуемся, как чем-то добытым. А они как будто этим дышат. Мы об этом думаем, а они – нет. Для них свобода органична, как дыхание. Поэтому внешнее проявление, конечно, раздражает: что они, такие вот, могут позволить себе то, чего не можем позволить себе мы» (РГ 18.09.04); «Но вообще это такая свобода, когда галопом и ветер в лицо» (Комсомольская правда 23.03.05). В данном примере актуализируются такие базовые метафорические модели, как «Свобода – это дыхание» (свобода органична, как дыхание) и «свобода – это товар» (у них свобода качественнее), «Свобода - воздух», «Свобода – это движение» (свобода, когда галопом и ветер в лицо).
В то же время исследование показало, что наряду с метафорами «путь и движение», к числу продуктивных моделей относится такая метафорическая модель, как «свобода – это отдых». Ср.: «Для молодых свобода – это время с вечера пятницы до вечера воскресенья, когда не нужно работать, а можно уехать на отдых» (АиФ 11.02.04).
Как свидетельствуют наблюдения над фактическим материалом, в медиа-дискурсе существует множество метафор свободы, подчеркивающих противопоставленность нашей свободы (русской) и их (западной или американской) свободы, а также противопоставленность свободы простых людей и власть имущих или олигархов. Идея противопоставленности, разделения свободы имеет в качестве источника такой прецедентный феномен, как «Свобода наша и ваша» (трансформированный ПФ «За нашу и вашу свободу»).
Итак,исследование реализации концепта «свобода» в текстах СМИ позволило прийти к выводу о том, что концептуализированная область «Внутренний мир» является размытой, менее структурированной, чем, например, область «Внешний мир». Основными сферами-источниками метафоризации концепта «свобода» в этой области являются такие понятийные области, как «религия», «мораль» и «культура». Понятийная область «мораль» содержит такие фреймы, как «внутренние силы человека», «смежные концепты» и фрейм «чувства/ эмоции». Понятийная область «религия» содержит фреймы «великая ценность» и «грех». Понятийная область «культура» содержит фреймы «национальное самосознание» и «русская культура».
Лингвокультурный концепт «свобода», широко представленный как в религиозном дискурсе, так и в дискурсе российских СМИ, обладает своей спецификой, связанной «с когнитивными установками адресанта (т.е. идеологической направленностью того или иного текста, теми идеями и отношением, которые в нем заложены), характеристиками целевой аудитории, на которую этот текст направлен, и, наконец, лингвистическими и экстралингвистическими стратегиями подачи информации, представленными непосредственно в тексте» [Менджерицкая 2006: 54].
Концепт «свобода» постоянно транслируется и эксплуатируется современными средствами массовой информации, поэтому факт высокой степени востребованности этого концепта в медиа-пространстве не вызывает сомнений. Более того, анализ языковой репрезентации концепта «свобода» в современном российском медиа-дискурсе позволяет выяснить, чем обусловлены манипулятивные возможности концепта «свобода» в медиа-дискурсе.
Содержание исследуемого нами концепта постоянно изменяется в зависимости от состояния и структуры общества, характера языковой личности и национальной картины мира, и динамика этих изменений естественным образом находит свое отражение в языке. Ценностная составляющая лингвокультурного концепта «свобода» определяется прежде всего тем, что этот концепт имеет отношение практически ко всем сферам человеческой жизни и составляет сущностную характеристику самой экзистенции человека.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Апресян, Ю.Д. Избранные труды. Лексическая семантика [Текст] / Ю.Д. Апресян. – М. : Школа «Языки русской культуры», РАН, 1995а. – Т. 1. – 767 с.
2. Апресян, Ю.Д. Избранные труды. Лексическая семантика. Синонимические средства языка [Текст] / Ю.Д. Апресян. – М. : Восточная литература, 1995б. – Т. 1. – 472 с.
3. Арутюнова, Н. Д. Предложение и его смысл [Текст] / Н. Д. Арутюнова. – М. : Наука, 1976. – 383 с.
4. Арутюнова, Н. Д. Фактор адресата [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Известия АН СССР, Серия литературы и языка. – 1981. – № 4. – С. 356– 367.
5. Арутюнова, Н. Д. Метафора и дискурс [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Теория метафоры / Под ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. – М. : Прогресс, 1990. – С. 5–32.
6. Арутюнова, Н.Д. Дискурс / Н.Д. Арутюнова [Текст] // Языкознание. Большой Энциклопедический Словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. – М. : Большая Российская энциклопедия, 1998. – С. 136–137.
7. Арутюнова, Н. Д. Воля и свобода [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Логический анализ языка. – М. : Индрик, 2003. – С. 73–99.
8. Болдырев, Н. Н., Алпатов, В. В. Когнитивно-матричный анализ английских христианских топонимов [Текст] / Н. Н. Болдырев, В. В. Алпатов // Вопросы когнитивной лингвистики. – 2008. – № 4. – С. 5–14.
9. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание [Текст] / А. Вежбицкая. – М. : Русские словари, 1996. – 416 с.
10. Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов [Текст] / А. Вежбицкая. – М. : Языки славянской культуры, 2001. – 288 с.
11. Воркачев, С. Г. Концепт счастья: понятийный и образный компоненты [Текст] / С. Г. Воркачев. – ИАН СЛЯ, 2001. – Т. 60. – № 6. – С. 47–58.
12. Воркачев, С. Г. Сопоставительная этносемантикателеономных концептов «любовь» и «счастье» (русско-английские параллели) [Текст] / С. Г. Воркачев. – Волгоград : Перемена, 2003. – 164 с.
13. Воркачев, С. Г. Счастье как лингвокультурный концепт [Текст] / С. Г. Воркачев. – М. : ИТДК «Гнозис», 2004. – 236 с.
14. Гачев, Г. Ментальности народов мира [Текст] / Г. Гачев. – М. : Изд-во Эксмо, 2003. – 544 с.
15. Караулов, Ю.Н., Петров, В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса [Текст] / Ю.Н. Караулов, В.В. Петров // Дейк. Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация. – М.: Прогресс, 1989. – С. 5–11.
16. Кубрякова, Е. С. Концепт [Текст] / Е. С. Кубрякова // Краткий словарь когнитивных терминов. – М. : Изд-во МГУ, 1996. – С. 90–93.
17. Кубрякова, Е. С. Языковая картина мира как особый способ репрезентации образа мира в сознании человека [Текст] / Е. С. Кубрякова // Вестник Чуваш. гос. пед. ун-та им. И. Я. Яковлева. – 2003. – № 4 – С. 3–12.
18. Кубрякова, Е. С. Вербальная деятельность СМИ как особый вид дискурсивной деятельности [Текст] / Е. С. Кубрякова, Л. В. Цурикова // Язык средств массовой информации : Учебное пособие по специализации. – В 2-х ч. – Часть 2. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 2004а. – С. 126–159.
19. Кубрякова, Е. С. Язык и знание : на пути получения знаний о языке : Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира [Текст] / Рос. академия наук. Ин-т языкознания / Е. С. Кубрякова. – М. : Языки славянской культуры, 2004б. – 560 с.
20. Кубрякова, Е.С. Новые единицы номинации в перекраивании картины мира как транснациональные проблемы [Текст] / Е.С.Кубрякова // Языки и транснациональные проблемы : Мат-лы I междунар. науч. конф. 22-24 апреля 2004 года. Т.I / Отв. ред. Т.А. Фесенко. – Тамбов : Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2004в. – С. 9–16.
21. Кубрякова, Е. С. Что может дать когнитивная лингвистика исследованию сознания и разума человека [Текст] / Е. С. Кубрякова // Международный конгресс по когнитивной лингвистике: сб. материалов 26-28 сентября 2006 года / отв. ред. Н.Н. Болдырев. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2006. – С. 26–31.
22. Кубрякова, Е. С. В поисках сущности языка [Текст] / Е. С. Кубрякова // Вопросы когнитивной лингвистики. – 2009. – № 1 – С. 5–12.
23. Слышкин, Г. Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов [Текст] :дис. … канд. филол. наук / Г. Г. Слышкин. – Волгоград, 1999. – 179 с.
24. Слышкин, Г. Г. От текста к символу :лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе [Текст] / Г. Г. Слышкин. – М. :Academia, 2000. – 128 с.
25. Слышкин, Г. Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты [Текст] :дис. … д-ра филол. наук / Г. Г. Слышкин. – Волгоград, 2004. – 315 с.
26. Слышкин, Г. Г., Ефремова, М. А. Кинотекст (опыт лингвокультурологического анализа) [Текст] / Г. Г. Слышкин, М. А. Ефремова. – М. : Водолей Publishers, 2004. – 153 с.
27. Федотов, Г. П. Россия и свобода (1945) [Текст] / Г. П. Федотов // Судьба и грехи России. Т. 2. – СПб. : София, 1992. – С. 276–303.
28. Хайек, Ф. А. Дорога к рабству [Текст] / Ф.А. Хайек // Вопросы философии. – 1990. – № 12. – С. 103–149. Чернейко, Л. О. Абстрактное имя и система понятий языковой личности [Текст] / Л. О. Чернейко // Язык, сознание, коммуникация : Сб. статей / Ред. В. В. Красных, А. И. Изотов. – М. : «Филология», 1997. – Вып. 1. – С. 40–51.
29. Чернейко, Л. О. Термин «дискурс» : поиски означаемого [Текст] / Л. О. Чернейко // Вестник Московского университета. Серия 10. журналистика. – 2006. - № 2. – С. 34–41
Электронный журнал «Образование Ямала»
Интернет-компания СофтАрт