Наталия Цымбалистенко, доктор филологических наук, главный научный сотрудник ГКУ ЯНАО «Научный центр изучения Арктики», г. Салехард.
«Не тот дурак, кто умер, а тот, кто не сумел себя воскресить»
Анна Неркаги
Ненецкая писательница не без оснований претендует на роль северной Кассандры: она действительно провозглашает в своих произведениях истины, которым не хочется верить, их даже порой неприятно слышать, поскольку они разрушают сложившиеся стереотипы и мифы. «… в человеке столько же сил, чтобы противостоять бесчеловечным законам, сколько и слабости, чтобы поддаться ей» (Анна Неркаги).
Притча Анны Неркаги «Молчащий» является, может быть, самым оригинальным произведением современной северной литературы. Актуальное содержание выражено в нем самыми современными художественными средствами. Элементы утопии и антиутопии, философской притчи и публицистики, моралистического эссе и футуристического прогноза скреплены воедино с помощью библейской символики, мифологических и фольклорных образов и мотивов, продуманной метафорики и литературных реминисценций, фантазии и визионерства. Однако модернистский дискурс повести не самоцель, а, видимо, единственно возможный способ выразить на бумаге сложный комплекс внутренних переживаний и страданий писательницы. Сама Анна Неркаги признаётся, что для неё эта повесть – «пятнадцатилетний путь к Господу... 15 лет неимоверных нравственных страданий...» [с.408][1]. Писательница понимает всю необычность, дискуссионность и возможное неприятие своего творения: «Я не прошу у читателя прощения за эту повесть. Многие меня осудят. И суда не боюсь. Знаю только одно. Если бы не написала, то предстала бы перед Судом Отца. За трусость, за низость Духа, за Безверие» [с.10]. Думается, прав В.А. Рогачёв: «Молчащий» стал северным Апокалипсисом, откровением А.Неркаги об уже грянувшем на планете конце этого мира» [с.409]. Критик справедливо отмечает сложность, непривычность содержания и стиля повести, которую действительно следует читать не как традиционную прозу, а скорее как молитву, в которой не всё понятно разуму, многое следует прочувствовать, увидеть внутренним взором.
«Теперь отчётливо вижу путь, лежащий передо мной, и, естественно, он не розами усыпан. Но это мой путь. Отступление от него чревато непоправимыми последствиями в этом мире. И там, где предстоит нам вечное творчество и любовь.
Не творить – нет худшего наказания.
Не любить – нет горестней участи.
Я стою в начале. Только в 45 лет поняла, что стою в начале Того Единственного пути, который мне предначертан. И что в жизни кончилось моё личное время и началось другое. Богово. Ни один момент его не принадлежит мне. И не может быть потрачен по моей воле, но по воле Отца Вечного» [с 10].
А. Неркаги творит согласно сюрреалистическому принципу «автоматического письма», когда разум не вмешивается и не регулирует процесс творчества: «Своих глаз не помню вообще, будто слепая. И букв, слов, строчек – ничего не видно. Есть только пульсирующая мысль, живое дыхание того, что написано и что понято» [с.232]. Модернистский подход к процессу творчества выражен таким образом однозначно и недвусмысленно. Недоверие к разуму, иррационализм, характерные для модернистского искусства и литературы ХХ века, накладываются здесь на специфику отношения к миру северных народов, в котором также доминируют интуитивное и подсознательное. В этом контексте становится понятным посвящение книги памяти Даниила Андреева. Мистический и визионерский опыт русского мыслителя одухотворяет многие моменты романа А. Неркаги и в определённом смысле определяет развитие его сюжета и главную идею. Вся история развития христианской эры представляется Д. Андрееву ареной борьбы между постепенно набирающим силу Христом и демоном Гагтунгром. В процессе этой борьбы человечество неизбежно погрязнет в разврате и жестокости, на лице Земли появятся существа, родившиеся от брака людей и демонов. Однако силы Света в конце концов одержат победу над силами Мрака».2 Отголоски этих идей явно прослеживаются в произведениях А.Неркаги.
Столь же нетрадиционна и даже шокирует главная мысль произведения, резко диссонирующая с привычным юношеским оптимизмом литературы советского периода: «...Я вижу впереди крах... В нас начала гнить душа» [с.232]. Идеи А. Неркаги опять-таки не вкладываются в стереотип сознания многих северных писателей, которые, критикуя «отдельные недостатки», в целом оптимистично оценивают перспективы развития своих народов. «Неизвестно, чем может закончиться встреча счастливого и несчастливого на одной тропе» А.Неркаги «Анико из рода Ного»
Писательница причудливо сплетает языческие и христианские мотивы и реалии в своём повествовании. Огонь, Крест и Голгофа соседствуют в сложном дискурсе притчи, усложняя её понимание, но в то же время придавая ей неповторимый колорит. «Живой Огонь согревал тело и воспламенял душу предков-скопийцев, ему поклонялись, верили, любили, он воплощал в себе мечты, радость, прошлое, будущее...» [с.290]. Потеряв таинство и ритуал рождения огня, скопийцы утратили песни, молитвы, чувства – иначе говоря, Живой Огонь воплощал в себе то, без чего невозможно существование человека на земле.
Одновременно писательница вводит в ткань своего повествования тему Креста и того «Единственного, что на Голгофе». Таким образом, в повести отражается характерное для северных народов сочетание языческих верований и отдельных христианских представлений. Так, описание бедствий, которые претерпели скопийцы за оргии и кутежи, весьма напоминает сцены из Апокалипсиса: «...кромешная тьма опустилась на Скопище. Будто не одно, а несколько неб, тяжёлых, мрачных, застывших в исступлённой злобе, нависли над землёй, грозя своей тяжестью и гневом раздавить, уничтожить... через некоторое время внезапно перестал дуть ветер... Скудные травы и цветы замерли в шоке... Удушающая духота нависла над Скопищем, и скопийцы заметались в ужасе ...» [с.275].
Северный мир в реальности очень суров и жесток. Ненецкая притча гласит: «Один человек научился слышать разговоры деревьев и зверей, но не мог срубить ни одного дерева, не мог добыть ни одного зверя. Он умер от холода и голода». Именно поэтому фольклорно-этнографические реалии являются для А.П. Неркаги средством передачи глубоких национальных пластов культуры, а также приёмом постижения психологии своего народа. Глубока вера Анны Павловны в реальность сказанного слова.
Родство по слову рождает слово
Родство по крови рождает кровь
Анна Павловна признаётся, что очень любит старые деревья за то, что «может именно они помнят Золотое Слово Правды, забытое некогда людьми» Три старика в повести «Белый ягель» подобны этим деревьям «… три человека шелестели-говорили о прошлом, вспоминая такие древности, когда на земле не было их дедов и прадедов, прапрадедов. Но, как дерево вечности, как высокое, как высокое солнце, жило и сияло Золотое Слово Правды. Отзвук-отблеск его сохранился в полузабытых, полуутерянных песнях ярабцах, в коротеньких словах-правдах, полуистрёпанных, пообшарпанных косноязычием многих поколений.
Золотое Слово Правды… Что это? Песня? Молитва? Бог?»
В интервью историку и литературоведу В.В.Огрызко в 2002 году Анна Павловна признаётся, что в начале ХХ века отношение к христианству у неё было достаточно сложное: «Одно время меня очень удивлял Распутин. Я не понимала его повесть «Прощание с Матёрой». Вот старухи плывут в тумане. Им кажется, что они взлетают. И особенно меня поразило присутствие Бога в конце повести. Для конца 70-х годов всё это было странно. Я испытывала разочарование: неужели даже такой серьёзный писатель, как Распутин, ничего выше Бога не чувствовал. Это теперь я считаю, что к Богу может прийти каждый. И это сейчас мне кажется, что мысль о Боге – самая первая и самая последняя мысль человека. Другое дело - к вере все приходят по-разному. Да, лично я с Библией познакомилась совсем недавно. Раньше просто не было ни возможности, ни желания. Тут вообще очень много личностного. Так получилось, что в 1992 году я удочерила девочку. Довольно-таки быстро я пришла к выводу, что самая чистая, светлая и созидающая любовь – это любовь к ребёнку. Когда появилась девочка, я как никогда была счастлива. Я всю свою жизнь стала строить вокруг девочки. Всем остальным я занималась постольку-поскольку. И вдруг через полгода девочка умерла. Когда она умирала, я, ни разу не произнеся слово «Бог», призвала на помощь всех богов, которые, как мне казалось, раньше помогали. Но девочка умерла. Потом я услышала, что Христос был распят, чтобы человечество имело пути к спасению. Знаете, наверное, действительно промысел Божий надо уразуметь. Моя девочка фактически была распята, чтобы спаслась я». ( В.В.Огрызко. Мир Анны Неркаги. Ненецкая литература, М., 2003, с 44). Глубоко страдающая Анна Павловна на двадцать лет уходит из писательской профессии, считая, что Нга отомстил ей за повести о её родном народе. В настоящее время она строит свой «городок с церквями - новый Иерусалим для детства. Одних церквей девять штук. Мы в год будем строить по церкви. Там мы готовимся встретить Иисуса Христа. Когда приезжает Путин, губернаторы готовятся. И лихорадочное состояние перед встречей с президентом вызывает какое-то шевеление. А мы готовимся встретить Спасителя, и потому шевелимся. Делаем все, чтобы земля, на которой мы будем — я говорю мы, потому что неизменно я буду там присутствовать, — встретила Спасителя достойно. Там все сироты. Каждый занимается своим видом творчества, и каждый — маленький творец…
В большой семье родители каждого ребенка знают. У Бога все нации — его дети. Ненцы, селькупы, чукчи, все северные народности — это нации-монахи у Бога. Те, кто по окраинам человечества живет. Монах — он молится, терпит, страдает за все, что делают люди. Северные народы, как и монахи, неприхотливы, у них нет ничего лишнего» (из интервью Владимиру Севриновскому).
По поверьям ненцев душа покидает человека в трёх случаях: во время болезни, во сне, при смерти. В первых двух случаях душа возвращается, в последнем – уходит в царство теней. По истечении срока проживания в мире духов душа может вновь возродиться, но в новом качестве. Души некоторых людей, совершавших неблаговидные проступки по отношению к природе, животному миру, вселяются в тела животных.
Преломлённые в художественном мышлении писательницы национальный фольклор и христианская мифология не утрачивают своей оригинальности, а обретают индивидуально-авторские черты. Писателю важно донести до мира идею о том, как страшно, когда у человека гниёт душа. Об этом автор написала в «Молчащем». Действительно, события, происходящие сегодня на планете, не внушают оптимизма. В последней своей книге «Мудрые изречения ненецкого народа» (Собрание мудрых мыслей, советов, правил и предостережений на кочевой дороге жизни) Анна Павловна Неркаги показала первородность жестокости, насилия в человеке. Все её легенды заканчиваются трагически, и только последние строки говорят о том, что нужно переболеть душой и возродиться заново.
Увлечение Анны Павловны христианскими доктринами меняет содержание её произведений. Поэтому наряду с языческими обрядами совершается христианское таинство «Белый Ангел зорко наблюдает за жизнью озера, не раз и не два его мощные крылья выхватывают из пасти волн не одну человеческую душу»
Далее писательница утверждает, что «начало краха ненцев я вижу в жестоком убиении оленя», и затем напрямую связывает судьбу народа с истреблением этого священного для ненцев животного: «Вот так же погибнет и народ. Мы убеждаем и себя, и его, что он жив, здоров, благоденствует. Между тем это будет лишь тень» [с.232-233]. Олень для А.Неркаги больше, чем олень, это символ и гарантия гармоничного сосуществования человека и природы на Севере. «Ненец перестал видеть в олене своего брата по жизни, а лишь кусок мяса для утоления голода и тщеславия. Но голод всегда был предвестником смерти» [с.232].
«Мудрые изречения ненецкого народа» впитали в себя опыт развития культуры и литературы в ХХ в. В самом широком литературоведческом контексте можно говорить об опыте модернистского освоения действительности в притче. Сам жанр произведения – притча – свидетельствует о концептуальном взгляде на мир. Повествование представляет собой амальгаму из мифологических, библейских и фольклорных образов и мотивов, в нём переплетается публицистика и морализаторство, социально-политический критицизм и христианское всепрощение.
Режиссёр Александр Богатырёв, в 1988 году снявший фильм о семье Неркаги, описал мистические видения, которые её часто посещают. «Огромный и страшный зверь убивал и пожирал людей. Зверь – это образ жестокого мира. В нём вряд ли смогут жить дети, воспитанные на законе Любви [ Богатырёв А.В. Анна Неркаги – Апостол тундры. http: //www. Radonezh….ytic17380. html 11.12.2012]. Богатырёв 2012:10].
В то же время, Анна Павловна, с её язычески-мистическим восприятием мира, - ярый проповедник христианства. Утром ненец (по её словам) выходит из чума в мир Божий, как в Церковь. Благодарит Бога за ещё один дарованный ему день. Благодарит за пищу, за огонь, на котором её приготовил, за созерцание красоты, которой Создатель окружил его, за оленей, за рыбу в озёрах и реках, за детей, за жену и родителей и за самого себя, получившего безо всякой платы преизобильно много всего нужного для жизни»…. Здесь Божье время. Солнце встало - ненец встал. Солнце село - ненец отдыхает. В тундре не увидишь человека, глядящего на часы. Здесь для чуткого сердца уже наступила вечность, и человек живёт в радости постоянного богообщения [Богатырёв 2012: 7]. Для Анны «Сиротство – это ад». Поэтому своих усыновлённых детей она называет «Христовыми детьми», живущими на Земле Надежды. Ведь и многие ненецкие поговорки по сути абсолютно христианские. Архитектоника притчи следует не рациональным построениям, а прихотливому потоку сознания автора. Художественное время в её легендах и мифах циклично, далёкое прошлое и современность смыкаются и переплетаются – таким образом писательница вводит своё произведение в широкий культурно-исторический контекст. «Она написала то, что сегодня в условиях усиливающейся глобализации очень важно сохранить свою национальную и культурную самобытность. То, что такой маленький в количественном отношении народ, обрел в лице Анны Неркаги свой голос, мне кажется это чрезвычайно важно для современного мира»,- отмечает профессор профессором УрФУ, член Союза российских писателей Леонид Быков. «В первое время, когда я читала, я была просто поражена её образностью, образностью того, что она описывает. Это было настолько своеобразно, непривычно, необычно. Получилось слияние великой культуры ненецкого народа и русского языка, древней культуры, которая совершенно уникальна, которая ещё сохраняется»,- пишет известный ямальский краевед Людмила Липатова. Анна Неркаги как в силу обстоятельств, так и благодаря искре божьей выдающегося таланта смогла увидеть и прочувствовать драму современного жизненного противостояния, сумела отразить красоту и величие Севера, глубину философского осмысления векового культурного наследия своего народа.
[1] А.П..Неркаги. Молчащий: Повести. Тюмень: «СофтДизайн», 1996.- 416 с. В дальнейшем все сноски делаются по этому изданию, в тексте в скобках указывается страница.