На уроке истории в средней школе

учитель истории и обществознания

г. МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ «СЕЯХИНСКАЯ ШКОЛА-ИНТЕРНАТ»

Ни для кого не секрет, что возможность влиять на русский народ у русской православной церкви в послереволюционный период, было крайне мала. Марксистско-ленинская идеология была не в состоянии терпеть конкуренцию, с чьей бы то ни было стороны в борьбе за влияние на сознание масс. Идеология топтала веру.

Но что такое идеология? Это ценностные ориентиры созданные людьми и как все, что создано человеческим разумом, является иррациональным по сути, но идеальным по форме. Какие только не появлялись нововведения и причуды новой власти. Они шокировали людей, туманили рассудок до такой степени, что люди были готовы предавать отцов и братьев, втаптывать в грязь то, что еще вчера было ценным. «Свобода окрыляет!» Забывая про то, что свобода понятие субъективное. Очень мало людей, способно ею пользоваться. Многие люди считают, что свобода – это возможность делать все, что заблагорассудиться, хотя знающие люди говорят, что свобода, на самом деле, – это возможность ни от чего не зависеть, от собственных страстей в том числе. При этом, эта же идеология побуждала создавать что-то новое, не раздумывая особенно над нравственной стороной. Сложное было время, да и сейчас непростое. С давних пор государство считало, что церковь как пятое колесо в телеге, ехать не мешает, но и пользы особой не приносит. Еще с петровских времен это повелось, не дали, тогда, избрать нового патриарха и оставили церковь безглавой. Верховные сановники думали, что телега впереди лошади должна сама катиться, и к чему прикатились – рассказывать не надо: за это Романовы ответили. Ленин, великий революционер, апологет Маркса, считал, что от религии не только пользы нет, но и называл ее вредной отравой, «опиумом для народа».

В эти дни Церковь и вера ушли на второй план русской истории, ушли не без борьбы и святости, ушли, оставляя открытыми двери, как иногда уходит мать от детей, в сердцах обидевшись на них. Горели церкви, ломали колокола и кресты, расстреливали священников и верующих. В стране насаждалась Идеология.

Но так ли уж все отказались от креста? Я знаю, что нет. Люди не стали спорить с новой властью, но и иконы те, у кого они были, уже не выкидывали, так как чем дальше, тем было страшнее. Богу молиться за страну и за новую власть, правда, теперь приходилось либо очень рано утром или уж совсем поздно вечером, да так, чтобы и сосед не знал. Как в свое время языческие традиции смешались с христианскими, так и советская идеология стала постепенно уживаться в сознании людей с христианскими ценностями. Правда были и серьезные нестыковки, но их старались не замечать и веру не выпячивать, как это делают сейчас неофарисеи-лжеучителя. Православие стало скромнее, но от этого только духовно чище и сильнее, избавилось оно тогда от поразивших сегодня вновь проблем псевдодуховности и младостарчества. Острее и живее билось сердце русского православия.

В этом слове для многих людей в нашей стране заключено огромное противоречие. «Он убийца!» – кричат одни, забывая, при том что он не держал винтовок, стрелявших «врагам народа» в затылок в лагерях, он не строчил по ночам доносы на соседей. «Он Бог!» – кричат другие, забывая, что нет Бога на земле. Остальные в смущении слушают тех и других, стараясь не попадать под брызги воплей. Всенародные судилища, вещаемые в прайм-тайм, сегодня уже набили оскомину. Поэтому оставим его деяния на суд Божий, а вспомним, его самого и его взаимоотношения с церковью. Будучи маленьким мальчиком, он обучался в духовной семинарии, но вряд ли знакомство с Богом произошло на школьной скамье, ведь оно происходит внезапно, с доброй улыбкой прохожего, с протянутой вовремя рукой помощи друга, с тоской по родине [1]. Михаил Ромм вспоминает: Сталин очень любил фильм «Огни большого города» и испытывал необъяснимую симпатию к героям английского актера Чарли Чаплина, игравшего, кстати, чаще всего «маленьких людей» [2]. А о его любимой песне «Сулико» с тоскливыми грузинскими переливами даже и напоминать не надо. Зная это и зная про преступные политические приказы, мы действительно с трудом понимаем этого человека: не тот масштаб, чтобы его судили простые люди [3]. Хоть в «Войне и мире» Толстой пишет что «величия нет там, где нет простоты, добра и правды», Сталин все же был велик. И он знал, что мы, народ, очень разный, «дай свободу дураку он руку себе отрежет».

Мы ведь за свою жизнь это видели неоднократно.

По всей видимости, божья искра все-таки глубоко проникла в сердце холодного диктатора, и не смогли ее погасить ни годы революционной борьбы и каторги, ни кадровая работа в органах советской власти, давшая ему прозвище «товарищ Картотеков» (а мы то с вами знаем, что именно кадровый отдел должен знать о нас то, что даже Богу неведомо), ни даже собственное состояние Бога, выраженное в Культе личности.

Поэтому стоит ли удивляться, тому, что именно он разрешил церкви обрести главу и паству [4]. Страх сидит глубоко в сердце любого человека, а в год, когда над страной нависла смертельная угроза, быть виноватым даже деспот не хочет. Наверное, именно поэтому в 1941 году Москву облетела икона «Владимирской Божией матери», а Русской Православной Церкви было разрешено собирать пожертвования на борьбу с врагом. Но главное ее дело было объединить народ, тех, кто не принял революцию и марксистско-ленинскую идеологию. Сделать эту войну Отечественной могла только Церковь, и Сталин это прекрасно понимал.

Как бы жестоко это ни звучало, но мысль об очищающей роли войны, совпадает с моим мироощущением. Миллионы погибших, сотни миллионов, так или иначе пострадавших в ходе II Мировой войны были искупляющей жертвой за тот грех, что совершили люди. За грех предательства и убийства Божьего помазанника, за грех братоубийственной гражданской войны, за грех лжи и доносительства. Самые тяжкие по христианским меркам грехи были совершены, чтобы это осталось без последствий. В моей семье, все мои деды прошли через огонь войны, повезло с нее вернуться живым только деду, прадеду (отцу моей бабушки) и ее двоюродному брату, остальные погибли. Поэтому очень неспокойно становится сейчас от того, что когда мы празднуем День Великой Победы, мы забываем о первопричинах войны, забываем о скорби. Скорби по необузданным страстям.

Для меня художественно-литературным описанием войны является роман «Живые и мертвые» Константина Симонова. Я нисколько не хочу уменьшить значение других авторов, но именно этот роман, на мой взгляд, можно поставить в один ряд с «Войной и миром» Льва Толстого. Константин Симонов, военный журналист и советский писатель, писал с натуры, придавая известным ему случаям литературное оформление [5]. Очень интересными в этом романе являются приведенные Симоновым случаи, которые он изобразил, как «непонятно что пришедшее в голову». Я не литературовед, но мне кажется, была какая-то задумка у автора в отношении этих моментов, ведь они выбиваются из колеи повествования, а значит, притягивают внимание.

Один из таких моментов это эпизод, когда верующая жена комиссара Шмакова, помощника выводившего из окружения дивизию Серпилина, приходит к нему в госпиталь, чтобы рассказать о своем муже. При этом она упоминает про то, что работает в церкви и собирает вместе с другими верующими пожертвования на борьбу с врагом. Глядя на нее, бывший в годы гражданской войны комполка Серпилин, постепенно осознаёт, что и она – Россия, Россия не революционная, а не понятная ему старая Россия, но все-таки, это его страна. И эта другая страна принимала активное участие в борьбе с врагом и на фронте и сбором пожертвований в тылу, убеждала народ в том, что это война Священная, и каждый православный должен с оружием в руках защищать своё Отечество, какого бы цвета ни были флаги и звезды.

В другом случае меня удивила реакция Серпилина (командира уже армии), когда с одного погибшего капитана Советской армии при погребении сняли крест. «С чем умер, с тем и хоронить надо было»,– сказал он раздраженно. Симонов, военный журналист, вряд ли придумал эту ситуацию, скорее всего что-то подобное было на его памяти, и, наверно, не раз. Многие офицеры и солдаты рядом с партбилетом, но ближе к сердцу, носили нательный крестик. Это солдатская вера. Не только злоба и ненависть поднимали солдат в бой, но и такое высокое понятие как духовный долг. Кто свят для солдата? Тот, кто жизни своей не пожалеет ради жизни других. Это самое главное мерило солдатского авторитета было таким же сильным побуждающим мотивом героизма, как и расстрельные роты приказа № 227 и штурмовые батальоны штрафников [6].

Представляется, Симонов специально изобразил эти «неподходящие» сцены. Не смог, не хватило духа, у советского писателя солгать, не признать значения православной веры для советских солдат, а у цензоров не хватило ума понять, к чему это. Нет смысла описывать то, что делала в годы войны Русская православная церковь, это известно, а при желании можно прочитать в википедии, гораздо важнее, как Вера в самые тяжелые времена пробивалась наружу, потому что, когда рядом уже нет никого, русский человек знает – «С нами Бог».

К сожалению, современные кинорежиссеры, создающие фильмы о Великой войне, показывают ее однобоко. И это понятно, кассовые сборы – основа рентабельного производства. По этим фильмам в этой войне побеждают то штрафники-уголовники (сериал «Штрафбат») или какие-то супергерои разведчики (сериал «Диверсант»), то снайперы или хуже всего – придуманные наспех «Сволочи». Забывают или игнорируют слова маршала Жукова, сказанные после принятия им капитуляции Германии, что победил в этой войне «рядовой пехотный Ваня». Не один, можно добавить, а соборно [7].

Первые послевоенные поколения, да еще и мое поколение 80-х гг., это хорошо знали, по фильмам Леонида Быкова («В бой идут одни старики») и Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину». А те дети, которые сидят сейчас за партой, имеют, к сожалению, искаженное представление о войне. Произведённые, а не сотворённые фильмы кормят и детей, и взрослых фастфудом истории, создают искажённое представление о войне как месте, где человек может проявить себя, а не как об аде на земле. Но что-то у нас пошло не так…

Не случайно нынешний патриарх взял посох, только подвижничество способно остановить растлевающее влияние потребительского отношения к жизни навязанного условиями рыночной экономики. Подвижничество, как способ освобождения от духовной бедности, являющейся источником зла, должно стать примером многим. Только многие ли поймут?

1. Симонов К.М. Живые и мертвые. – М.: Художественная литература, 1989.

2. М. И. Ромм. Как в кино. Устные рассказы. – Нижний Новгород: Деком, 2003.

Интернет-журнал «Ямальское образование»

Вход на сайт

Я новый пользователь

Регистрация

Я уже зарегистрирован на сайте.

Напоминание пароля

Я новый покупатель.