Русская литература. Трагический раскол 1917 года
«Пробить сердце… что значит пробить сердце… - привить нравственность, жажду нравственности», - эти слова Достоевского отражают одну из главных миссий русской литературы - воспитывать в человеке человеческое. Этому назначению отечественная словесность блестяще служила весь XIX век: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Гончаров, Тургенев, Лесков, Достоевский, Л. Толстой, Чехов. «Веленью Божию, о Муза, будь послушна», – когда-то провозгласил Пушкин, и этому наставлению-благословению следовали все достойные авторы… Время отсеяло всё наносное, фальшивое, пафосное, бутафорское, «отделив зёрна от плевел», оставив лишь настоящее, истинное, – то, что «имело право» остаться в веках, называться великим классическим наследием…Апогей великих гуманистических идеалов и мировое признание – вот чего достигла русская писательская мысль во II половине XIX века. Казалось, авторитет русской классики, целостность непрерывного русского литературного процесса незыблемы…
Рубеж XIX -XX веков. Конец любого века всегда сопрягался с ощущением «конца света», с апокалиптическими настроениями. Нестабильная политическая и экономическая ситуация в России того периода только усиливали предчувствие грядущей катастрофы. Но, казалось, в искусстве, литературе, напротив, наблюдается невиданный подъём – безудержные эксперименты, смелые художественные открытия – это время войдёт в историю как один из самых ярких периодов в русской культуре – «серебряный век», или «русский ренессанс». Модернизм, символисты, акмеисты, футуристы… Блок, А. Белый, Брюсов, Гумилёв, молодые Ахматова, Цветаева, Маяковский…). Такого, прежде всего поэтического, «бума», всплеска талантов русская поэзия не знала давно, с пушкинских времён, но не знала русская литература и такого дерзновенного «выпада» против классики, против образцового «единства формы и содержания». Чего стоит только эпатажное название декларации футуристов «Пощёчина общественному вкусу» или знаменитая фраза из того же источника: «Сбросим Пушкина, Лермонтова, Достоевского с парохода современности»! Разумеется, «старое», «отжившее», «исчерпавшее себя» должно уступать дорогу молодому, прогрессивному… Вопрос в том, допустимо ли было так категорически отрицать, тем более непреходящие ценности… Эстетический нигилизм, как всё радикальное, опасен…
И.А. Бунин видел в этом непоправимое. В рассказе «Чистый понедельник», написанном в 1944 году, почти в конце II Мировой войны, писатель обращается мыслями к дореволюционной России, Москве 30-летней давности… Канун 1914 года, герой и героиня блистают в обществе, они молоды, красивы, образованны, состоятельны. Бурная светская жизнь в богемной среде тогдашней творческой интеллигенции: Большой театр, концерты, капустники, лекции теоретиков символизма, лучшие рестораны… А. Белый, Ф. Шаляпин, Брюсов… Героиня, кажется, увлечена всем новым в литературе и искусстве, любит жизнь во всех её проявлениях… Её уход в монастырьпоражает… и не только героя… Зачем этот парадоксальный сюжетный ход, ведь Она не Лиза Калитина из «Дворянского гнезда»?.. Но вглядимся в этот образ: сочетание славянских и восточных черт во внешнем облике, в интерьере (безусловный доказательный приём в русской классике) - также синтез восточной и западной культур (например, широкий турецкий диван и пианино, на котором разучивается начало «Лунной сонаты» Бетховена). Героиня много читает, и это не только новинки западноевропейской и отечественной литературы, к которым девушка относится избирательно, не следуя веяниям моды (реакция на «Огненного ангела» Брюсова: «до того высокопарно написано, что совестно читать»). Она цитирует Платона Каратаева, над её диваном - портрет босого Толстого, знает много наизусть из русских летописей, особенно наслаждаясь «Повестью о Петре и Февронии», снимает угловую квартиру с видом на Храм Христа Спасителя (отсылка к Достоевскому, также выбиравшему для жительства угловые дома с видом на Божий храм), посещает дом Грибоедова, могилу Чехова, Новодевичий монастырь… Ключевая деталь – и дом Грибоедова, и кладбище, и монастыри пустынны, особенно пустынны в контрасте с переполненными ресторанами и капустниками… Кстати, А. Белый свою лекцию в рассказе «пел», при этом «носился» по сцене, «Шаляпин не в меру разудал был»… По Бунину, уход героини в монастырь вовсе не является неожиданностью: Она метафорический образ России, сочетающей в себе восточную и западную культуру, русское всегдашнее трагическое противоречие, внутреннее сомнение, русскую загадочную душу. Не случайна в рассказе и пустынность исторических мест и храмов: увлечённая экспериментами, деформациями, творческой свободой, художественными открытиями, эпатажем, тогдашняя творческая элита, совершая переворот в искусстве, не совершила главного - духовного подвижничества. Русское общество кануна I Мировой войны оказалось лишённымнаставника, учителя, потому что наставник «ушёл в себя», в самолюбование, не уловил момента нравственной дезориентации общества, забыл, что главное для русского человека - духовная опора, которую он веками черпал в патриархальности, историческом прошлом, культурном наследии, и что лишать его этой опоры, особенно в нестабильные времена, нельзя и даже преступно. По Бунину, творческая интеллигенция, как отражающая и формирующая «сознание» общества, ответственна за его деградацию и духовно-нравственное состояние. Именно на ней лежит вина за то, что Россия в 1914 году оказалась ввергнута в катастрофу I Мировой войны и уже «не выбралась» из трясины, потому что утратила духовную «почву». Как следствие – две революции 1917 года, гражданская война… Больше России, которую знал и любил Бунин, не существовало: наступили бесконечные «окаянные дни».
1917 год. Переломный момент, после которого всё разделилосьна «до» и «после». «Серебряный век» был «пресечён» страшными кровавыми революционными событиями, и хотя в одночасье такой мощный «поток» как «русский ренессанс» не мог остановиться и по инерцииещё продолжался в творчестве отдельных автороввплоть до 1921 года, по сути, как культурное явление уже прекратил своё существование. История же всей русской литературы с этого времени будет «развиваться» по ещё более печальному сценарию… Некогда единая, целостная русская писательская когорта, со своими традициями и преемственностью, переживёт трагический раскол.
Значительная часть поэтов и писателей, не приняв кровавости революционного террора, один за другим покинут Родину. Центрами русской эмиграции станут Берлин, Прага, Париж. Более тогоещё часть творческой интеллигенции, неугодной Стране Советов, отправят в эмиграцию в 1921 году из Крыма принудительно (знаменитый «философский» теплоход). С этого момента их ожидала нелёгкая жизнь изгнанников, неприкаянность, материальная и бытовая неустроенность. Эмигрантские стихи ещё не знали такой ностальгической пронзительной силы и тоски:
У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
Как горько было сердцу молодому,
Когда я уходил с отцовского двора,
Сказать прости родному дому!
У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.
Как бьётся сердце, горестно и громко,
Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом
С своей уж ветхою котомкой!
Это бунинские, а вот цветаевские строки из «Тоски по родине!..»:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге – куст
Встаёт, особенно – рябина…
Итак, часть писателей оказалась в положении изгнанников, другая – осталась на родине и приняла революцию восторженно, пусть каждый по-своему. Блок-символист будет воспринимать её как очищающую стихию («Ветер, ветер на всём Божьем свете… на ногах не стоит человек… Свобода, свобода! Эх, эх, без креста!»). Маяковский-футурист – как «революцией мобилизованный и призванный» («Я всю свою громкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс!»). Есенин примет революцию «всем сердцем.., но с крестьянским уклоном». И это не будет приспособленчеством, это будет искренне, по-настоящему, жаль, что происходящее в Стране Советов после революции приведёт всех троих к скорому разочарованию и трагическому финалу. Блок умрёт в 1921 году, причина – тяжелейшая депрессия и заболевание сердца; Есенин повесится в гостинице «Англетер» в Ленинграде в 1925году; Маяковский – застрелится в1930-м. Всё это будет только начало трагической цепи трагических судеб.
Новое время породит и новую писательскую «касту»: в литературу придут те, чья юность и молодость пришлись на революцию и гражданскую войну. Героика этих событий и станет их «темой», а они - советскими писателями и культовыми фигурами. Это будут Д. Фурманов, А. Фадеев, А. Серафимович, Н. Островский и др.Одержимые революционным «гуманизмом» фанаты, они дадут начало советской литературе, единственно имеющей право на официальное существование. Действительно, пройдёт немного времени, и советское правительство «приберёт к рукам» литературу, заставит писателей безоговорочно служить идеологии, «унифицирует» язык, стиль, «парализует» душу, ум и волю авторов. Даже реализм как творческий метод будет «методом социалистического реализма», а писатели«будут способствовать социалистическому строительству» и станут «инженерами человеческих душ». Шаг вправо, шаг влево – расстрел… подчас в буквальном смысле…
XX век поразит своими жестокими ухищрёнными расправами над инакомыслящими, над теми, кто, оставшись в Советской России, не пожелал подчиниться режиму и продолжал писать правду, служить истине, рискуя всем, потому что правда для художника больше жизни.
В 1921 году расстреляют поэта Н. Гумилёва, первого супруга А.Ахматовой,якобы за участие в контрреволюционном заговоре.
Будет арестован и расстрелян И. Бабель, рискнувший сказать правду о будённовцах в годы гражданской войны в цикле рассказов «Конармия».
Сойдёт с ума в сталинских лагерях Осип Мандельштам, вспомним его строки: «Мы живём, под собою не чуя страны. Наши речи за десять шагов не слышны…»
В 1941 году в Елабуге, в Прикамье, куда будет сослана по возвращении из эмиграции, повесится Марина Цветаева, измучившись неведением о судьбе репрессированных дочери Ариадны и мужа Сергея Эфрона, не имея средств к существованию, потому что её не взяли на работу даже посудомойкой. Дочь Ахматовой проведёт в сталинских лагерях 15 лет.
Публичному унижению в журналах «Звезда» и «Ленинград»будут подвержены в 1946 году А. Ахматова и М. Зощенко.
Ещё большему оскорблению с высоких трибун съезда ВЛКСМ подвергнут Б. Пастернака за роман «Доктор Живаго» («Гул затих. Я вышел на подмостки / Прислонясь к дверному косяку,/ Я ловлю в далёком отголоске, / Что случится на моём веку»).
Трагическим символом эпохи выглядит А. Ахматова, трижды пережившая аресты сына Льва Гумилёва и мужа Н. Пунина, прошедших сталинские лагеря (муж из лагеря не вернётся). Будучи обречённой на многолетнее молчание, она устно создаст знаменитый «Реквием», который будет держать в памяти, не доверяя бумаге, как и одиннадцать её верных друзей. Это будет трагический плач по всем жертвам тоталитарной эпохи.
Этот перечень можно ещё долго продолжать… Сколько их, лучшихнаших авторов, замученных пытками, арестованных, расстрелянных, сосланных в лагеря, репрессированных лично или переживших аресты близких и родных за попытку сказать слово правды о современной им эпохе, подвергшихся запретам на публикации, обречённых на многолетнее молчание, публично униженных в СМИ, лишённых средств к существованию, не принимавшихся на работу даже на самые низкооплачиваемые места.Слишком дорогой ценой были оплачены служение истине, верность писательскому, гражданскому и человеческому долгу.
В своей Нобелевской лекции А.И. Солженицын, создатель знаменитого «Архипелага ГУЛага», скажет: «… На эту кафедру я поднялся не по трём-четырём примощённым ступенькам, но по сотням или даже тысячам их – обрывистым, обмёрзлым, из тьмы и холода, где было суждено мне уцелеть, а другие, может быть, с большим даром… погибли… Те, кто канул в ту пропасть уже с литературным именем, хотя бы известны, но сколько не узнанных, ни разу публично не названных! И почти-почти никому не удалось вернуться. Целая национальная литература осталась там, погребённая не только без гроба, но даже без нижнего белья, голая с биркой на пальце ноги. Ни на миг не прерывалась русская литература! – а со стороны казалась пустынею…»
А вот строки из предсмертного покаянного письма председателя Союза Советских писателей А. Фадеева, застрелившегося в 1956 году: «Не вижу возможности далее жить, так как искусство, которому я отдал свою жизнь, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии… Лучшие кадры литературы – в числе, которое даже не снилось царским сатрапам, физически истреблены ил погибли благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте; все остальные, мало-мальски способные создавать истинные ценности, умерли, не достигнув 40-50 лет…»
Всё это история русской литературы, пережившей трагический расколXX века. 70 лет некогда целостная литература будет развиваться в 3-х разрозненных, непересекающихся направлениях: советская литература, эмигрантская литература(Русское Зарубежье), запрещённая литература (или литература «в стол»). Лишь в 1987 году, в период «агонии» советского режима, произойдёт её долгожданное воссоединение. Российскому читателю станут доступны «Лето Господне» Ивана Шмелёва, «Преподобный Сергий Радонежский» и «Голубая чаша» Б. Зайцева, «Жизнь Арсеньева», «Тёмные аллеи» И. Бунина и многое другое, сквозь время и потрясения всё же, пусть и частично, но дошедшее до нас. Сколько во всём этом истинно русского, подлинно духовного, возвращающего нас, заблудших, к себе самим… к великому классическому наследию.
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я все – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным Коленам припав.
Список литературы:
1. Голубков М.М. Русская литература XX в.: После раскола: Учебное пособие для вузов – М.: Аспект Пресс, 2002.
2. Кременцов Л.П. Русская литература в XX веке. Обретения и утраты: учебное пособие – М.: Флинта: Наука, 2007.
3. Серебряный век русской поэзии: В 2 ч. / под ред. Л.Г. Максидоновой – М.: Гуманит. Изд. Центр ВЛАДОС, 2000.
Электронный журнал «Образование Ямала»
Интернет-компания СофтАрт